*Переписка

Санктъ-Петербургъ, особнякъ старого графа Мiшайлова-Строганова,

раннее утро, кабiнетъ на 2-м этаже. Молодой повеса, транжiръ, мотъ

и жуткiй бабнiкъ гусар Мiшайлов, почтi вконец промотавшiй состоянiе

покойного батюшкi сiдитъ и тупо вытаращiвъ глаза смотрiтъ в сiюминутно

доставленное пiсьмо поручiка Подвiнского-Разумовского. На конверте

треугольный штемпель, прiбыло срочною депешею прямо с театра военных

действiй. На полу валяются бутылкi iзъ-подъ шампанского, карты, мундiръ,

шпага и какiе-то не совсемъ понятные частi вiтиеватого дамского гардероба.

Рядомъ на тахте раположiлись две (или может трi) мерно сопящих и

растрепаныхъ дамочкi куртiзанского вида. Бросается в глаза обiлие ноготы

и непрiкрытого срама. В воздухе вiтаетъ дух свободы и празднiка. "Довно ль

война началась? Почему не доложiли?"- сверепея гаркнулъ осiпшимъ от гульбы

голосомъ гусаръ и вмiгъ наделъ мундiръ. Комовояжеръ лiшь перемiнался с ногi

на ногу у входа и сконфуженно покашлiвалъ в кулачекъ. "Коня мне, живо!!"-

пахнулъ в лiцо путнiку крепкiмъ смрадомъ военный. И хоть комовояжеръ,

доcтавiвший пiсьмо нiкогда не был прiслугой графского сословiя Мiшайловыхъ

и вообще былъ впервые в их iмении, спорiть не сталъ и поспешно направiлся

в конюшню седлать мерiна. Секундъ-майоръ Мiшайлов былъ явно не в лучшей свой

форме: и фiзия неестествнно бордового цвета с пятнами, и глаза навыкате уж больно

водянiстые, и шевелюра чертъ ногу сломiт, но усы, усы былi всегда аккуратно

подстрiжены и закручены вверх и в разные стороны. Потому какъ у нiх, гусаръ,

усы - это все равно что государя анпiратора корона, простi господi. Осушивъ

золпом бутылку шампанского, вонзiвъ шпагу в ножны, поручiкъ, громко цокая

шпорамi, быстро подошел к дiвану. "Буду вспомiнать вас в мiнуту одiночества и

тоскi, мои белокурые сестрiчки Жози, Анет и Карла!" Слышатся удаляющiеся шагi

грубое рычанiе "Нас бросало удальство на кронштатский лёд, За Россiю-матушку

Измайловскiй ВПЕРЁД!!"